Лучшие образцы фольклора!, его образы и меткие слова Стальский мастерски вкрапливал в свое творчество, а в свою очередь оно,—утверждаясь в народе, само становилось дос­тоянием народа.

Ашага-сташьцы помнят своего Сулеймана, как человека острого ума, живого, общительного.

К нему любили ходить. С ним приятно было говорить. Его уважали, как мудрого наставника в жизни.

Вспоминается наш сад, что раскинулся через дорогу у въезда в аул. Сулейман любил создавать здесь свои песни. Выйдет с палкой из дому, сядет к любимому ореховому де­реву и здесь, в уединении, по долгу думает, шепчет, что-то творит.

Этот -уголок в саду был по существу своего рода ауль­ским литературным клубом. Отсюда видна дорога и проходя­щие по ней люди. Иных поэт подзывал, затем подходили другие, беседовали о колхозных делах, о новостях в газе­тах, слушали новые песни ашуга.

Все себя чувствовали непринужденно, часто от души сме­ялись—Сулейман любил шутку, был ва!ходчив, остроумен.

Старики рассказывают, что в прежние, дореволюционные времена бичующее, едкое, насмешливое слово Сулеймана не­мало неприятностей доставляло кюринским богатеям, чиновни­кам-взяточникам, судьям, муллам, старшинам, Стальский их беспощадно высмеивай и его сатирические стихи, повтор!яе-мые народом, били больно, как хлыст. К таким произведени­ям надо отнести широко известные стихи «Судьи», «Само­вар», «Осел, ходящий на двух ногах», «Кукуруза», «Тейи-жиз» и другие, в которых Стальский высмеивает чванливую аульскую знать, клеймит жулика муллу Рамазана! из Векиля-ра, наживавшегося в голодный год на гнилой кукурузе.

Настоящую войну,—рассказывают старики,—вел Сулей­ман с кулацким поэтом Курбаном Хпежским. Этот певец фео­дальных властителей и царских сатрапов ненавидел бедняц­кого ашуга. Было это еще в довоенные годы. Встретил Кур-бан Сулеймана на базаре в Касум-Кенте и вдруг закричал:

—Эй, курящий трубку тип,— Ад такого поглотит!

Злобный Курбан, видно, заранее готовился к таким встре­чам, писал и переписывал вновь убийственные, как ему каза­лось, строчки стихов, вроде приведенных.

Сулейман умел молниеносно парировать такие выпады. Не успеет рано торжествующий Хпежский закончить свое оче­редное двустишье, как уже звучит насмешливый ответ ашуга:

—Эй, дубина, эй, сосед! Где прочел ты этот бред?

Народ хохочет, Хпежский в ярости трясет головою, а Су­лейман уже не замечает его и удаляется по своим делам.

Так всегда встречи—поединки с кулацким подпевалой не­изменно кончались победой Стальского.

И долгие годы помнил потом и повторял народ едкие су-леймановские эпиграммы на угнетателей народа..

На самом себе испытал Сулейман всю тяжесть эксплоа-таций муки подневольного рабского труда в старом нобелев­ском Баку, в своем ауле, в садах дербентских купцов-виноде­лов, в Закаспйи.

И потому-то так приветствовал он советскую власть, пар­тию большевиков, которая привела народ к богатой счастли­вой жизни.

Стальский как-бы помолодел. Он сам подчеркивал это в своих новых песнях. Он жадно впитывает в себя все новое и интересуется буквально всем.

Вот он у себя дома. Получили газеты-—Сулейман сейчас же просит прочитать ему их, по нескольку раз переспраши­вает: еще чего нового нет ли? В соседней комнате зашипел репродуктор—начинается радиопередача на лезгинском язы­ке. Старик подхватывает маленькую подушку. Усаживается поближе к приемнику. Поэт живет жизнЬю всей обширной советской страны.

Вот Сулейман вышел в аул. Пригревает солнышко, цве­тут сады, старый художник восторженно впитывает в себя краски, звуки и ароматы чудесной горной весны* Это время года, месяц май он любит, кажется, больше всех земных ра­достей. Он сам признает это в лирической песне, сложенной в Т937 году, въ последнюю весну своей жизни. Обращаясь к весне, Сулейман трогает струны чунгура и поет:

Ты зиму, точно вражьи стаи, Согнала как-то невзначай. Я радость вешних дней встречаю, И лучших месяцев, чем май, На память мне нейдет, весна.

Весна приносит Сулейману много забот. Это горячая кол­хозная пора, а поэт душой болеет за свой колхоз. Стальский был прекрасным огородником и бессменный колхозный бри­гадир Сафикулиев частенько ходил к нему за советом. И сам Сулейман не раз захаживал в колхозные огороды, охотно ра­ботал там. Любил он это дело.и был в нем таким же масте­ром, как и в литературе.

Впрочем, в последнюю весну и лето старику уже не до­велось много работать в саду и огородах,—часто болел он, ослаб, с горечью говорил:

—Старость похожа на , одинокий орешек, сохранившийся ъ.на дереве до поздней осени. При малейшем дуновении он ка­чается и готов вот-вот упасть на землю, разбиться.

Эти нотки грусти скоропереходящи. Несмотря на болезнь, и преклонный возраст, он держался бодро. Великий труже­ник до последних своих дней Продолжал большую творче­скую работу. Вместе с тем он в дни 20-летия Октября совер­шил утомительное для него путешествие в Махач-Кала, гото­вился к большой кампании по выборам в Верховный Совет СССР.

Народ выдвинул своего любимого поэта кандидатом в де­путаты Верховного Совета| СССР. Стальский с искренней ра­достью принял это выражение всенародного доверия и, от­вечая своим избирателям, вместе с ними все свои помыслы, устремлял к самому любимому, к самому дорогому человеку:

Он солнце яркое, он тот, За кем шагает весь народ, К победам новым кто ведет, Он огневое знамя — Сталин.

До последнего своего часа Сулейман был полон мысли ч> Сталине. Ой мечтал о поездке в Москву, чтобы еще раз уви­деть и услышать друга, учителя, вождя.

Верный товарищ Сулеймана, его жена—старая Айна вол­новалась:

—Куда тебе, кужа, * с твоим здоровьем в такой дальний путь собираться?

—-Поеду,—упорно твердил Сулейман,—пусть смерть гро-зит настигнуть меня в пути, все равно поеду...

Вечером 22 ноября он пытался превозмочь недомогание— ходил по комнате, посмотрел в зеркало, улыбнулся:

—А я поправляюсь, не правда] ли? Мне стало лучше... По­еду, старушка), в Москву...

А утром Сулеймана не стало.

—Я часто вспоминаю Максима Горького. Какой это был замечательный человек! Какой великий талант! Нам всему на­до у него учиться. Горько думать, что его уже нет!

Он долго хранит молчание, отдаваясь воспоминаниям о своем великом друге.

Старая подруга Сулеймана рассказывает:
—-Вот он все время говорит о нашей стране, о советских людях,, а о себе, о своей болезни—никогда. Ведь он очень устает. Каждый деньъу нас бывают, десятки гостей. Приходят
и за советами и за какой-нибудь помощью, или просто так— рассказать о своих радостях или горе. И он всех тепло встречает, внимательно слушает. Это прямо какой-то источник для
всех... *

Стальский пристально смотрит вдаль. Он за последнее премя потерял слух и не знал, что рассказала мне жена его Айна.

—А над чем ты сейчас работаешь, дядя Сулейман?--гром­ко говорю я Стальскому:

—Диктовал письмо ко всем поэтам, ашугам и писателям Дагестана. А потом я сложил стихотворение—письмо к ма­хачкалинским избирателям.

Прощаясь, Стальский извиняется, что не может проводить

гостя.

—Я,—говорит он—сейчас как птица, у которой поломаны крылья и хочется подняться в воздух и не в силах этого сде­лать.

До последнего дня своей жизни Стальский не переставал бороться, не бросал творческую работу. Он мечтал быть в Москве и вновь увидеть великого Сталина, он мечтал еще более плодотворно работать за эту зиму.

Смерть помешала осуществить его планы. Она отняла у нас поэта, замечательного человека, товарища, борца.