Я не знаю русского языка, Максим Горький не знал лезгинского. Но у нас говорят: «Язык немого понимает мать»,— Максим   Горький понял   меня   и мою песню.   Он   долго и крепко жал мою руку в тот счастливый день, и я не кончу вспоминать об этом до смерти своей.

Мы легко обошлись бы тогда и без переводчика,—нас­только велика была моя жажда выслушать его. Он улыбал­ся и тряс мою руку, как добрый, старый друг, который дав­но уже искал встречи со мной. От этого у меня захватило дыхание и я долго не мог с ним заговорить спокойно.

Судьба моя редко улыбалась мне в молодости, за то ста­рость оказалась счастливой. Я хотел сказать об этом Горько­му, но он понял меня без слов и, вторично пожав руку, улыб­нулся. Так мы сидели с минуту, а потом, освоившись, я уже чувствовал рядом с собой родного и близкого человека, моего ровесника, с которым у меня, начиная уже с детских лет,— общий язык и общее сердце...

Мы говорили о многом. Максим Горький спрашивал меня о моей родине, о моих занятиях. Я рассказал ему об элек­тростанциях в Дагестане, о горянках-летчицах, о своих сы­новьях и о колхозном урожае, ибо с некоторых пор сады у нас начали цвести по-особому богато.

— При царе мы ходили, надвинув папаху на брови и низко опустив голову. А теперь мы говорим полным голосом,—сказал я Горькому.

Я обещал ему не щадить своих сил, чтобы слагать дос­тойные времени песни. Он похвалил меня и пожелал здоровья, как и подобает истинному другу.

И вот с той поры запала мне в сердце дума. Когда лез­гин, идет в гости к своему другу, он приносит ему в хурджи-нах лучшие и самые дорогие плоды своего сада. Я стал при­вивать к старым деревьям новые могучие ветви молодого нашего счастья. Стал любовно и вдохновенно хлопотать в своем саду и растить плоды.

— Плохие ли, хорошие ли, но все же я от сердца несу их своей родине,—думаю я.

И тогда же посадил я в своем саду айвовое дерево. Ско­ро оно было все в цвету и я не  мог наглядеться на его стройность. Я ждал плодов, я ухаживал за ним с гордостью и стеснялся признаться в этом соседям. Была дума у меня теплая и радостная—поехать в гости к Максиму Горькому. Поехать и поднести ему на своих ладонях" лучшие и самые сладкие плоды этого дерева.

Да не пришлось...

Тяжелая и большая печаль, как ливень обрушилась прошлым летом на мой сад. Айвовое дерево поникло. Плоды его осы­пались на землю, не успев созреть, и я заплакал тогда, уби­тый горем. Я потерял зоркого и доброго учителя-друга, имя которого Максим так схоже с лезгинским словом «максум», что значит мудрый, постигший рее науки.

Айвовое дерево высохла, а моя любовь к нему удесяте­рилась Я перенес ее всю без остатка на свой сад.Я помню слово, данное великому Максиму Горькому, и, не щадя сил, тружусь, ибо надо оправдать себя и перед его памятью, как перед" совестью своей, быть честным, достой­ным своего времени и своей обновленной страны.